— Как это? — уточнил в легком замешательстве палач.

— Понятия не имею, я вижу то, что вижу, а подробностей, давай, подождем от судьи, вдруг понятней станет? — вздохнула я и убрала неистовый свет Тейваз, режущий глаз.

Судейский закончил чтение реестра преступлений Гоша Косого, жрец строго поинтересовался, не желает ли приговоренный покаяться. Тот бросил на священника презрительный взгляд и смачно харкнул на коврик. Так вот зачем его стелили! Чтоб потом меньше проблем с грязью было! Тогда еще одни жрец, чей балахон был оторочен по краю строгой алой каймой, воззвал к статуе, испрашивая ее вердикта по делу. Это было еще хуже, чем церковнославянский, смысл я еще худо-бедно уяснила, но повторять меня не просите, все равно не смогу. Черные зенки Гарнага полыхнули таким неистово красным, что я даже на миг поверила, будто статуя способна одним своим взором испепелить преступника. Лазер, чистый лазер!

И, в это мгновение произошло еще кое-что. Я поверила Лаксу, всему тому, что он говорил о богах, Силах и Творце, потому что огонь, горящий в глазницах статуи, не был уловкой или магическим фокусом. Это была высшая сила в чистом виде, я ощущала ее пульсацию, не присущую живым созданиям, куда более могучую и значительную. Мощь обличающая излилась в храме справедливости. Вытянулись по струнке, словно старались казаться прямее и ответственнее под оком божества, жрецы и стражники, преступники невольно задрожали сильнее, лишь Гош Косой взял, да и плюнул на коврик еще раз и отвернулся от Гарнаговой скульптуры. Невольно где-то в глубине души зашевелилось нечто, похожее на уважение к ублюдку. Пусть кровожадный мерзавец, однако ж, убежденный мерзавец, не собирающийся каяться в том, в чем себя виновным не считает, как жил всем на зло, так и помрет. Неправильное, конечно, уважение, нельзя таких тварей уважать, но проявление силы пред лицом бога чего-то да стоит.

Стража оттащила Косого, я, правда, так и не поняла, почему Косой, ни глаза, ни рожа, пусть и бандитская, у него перекошены не были, прочь от коврика и на место первого шваркнули второго смертника. Судейский вернул в сундучок свиток, достал другой и снова принялся вещать. Мужик слушал свой приговор, повесив голову. Тут была типичная бытовуха на почве чрезмерного употребления алкоголя. Нализавшись в зюзю, бугай схватился за топор и порешил всю семью, а потом и соседей. Так топором и махал, пока городская стража не подоспела. Значит, та серость, которую я разглядела, было разрушение личности под действием зеленого змия. Сейчас мужик был более менее адекватен, ведь в заключении его держали на просушке. Поэтому вполне осознавал, чего сотворил, вину принимал и оправдываться не собирался. После завершения чтения приговора, ему, как и вору, виселицу прочили, склонил голову еще ниже и глухо прогудел:

— Чего уж там, виноват, демоны попутали…

Жрецы испросили мнение статуи, глазки запылали красненьким, но, уж не знаю, показалось ли мне, или так оно на самом деле было, интенсивность сияния оказалась послабее. А может, причиной тому было раскаяние мужика. Головой он о коврик не бился и не рыдал, но даже я видела, что переживает обо всем, чего сотворил по пьяни. Пусть даже жена стерва, дети спиногрызы, теща пила, а соседи ворье, но решать проблему топором — "малость" чересчур.

Послужного списка третьей приговоренной мы с палачом ждали с нетерпеливым интересом. Оказалось, девица отравила своего хахаля за то, что он ушел от нее к другой. Я ей почти посочувствовала — экие мавританские страсти, Отелло в юбке, "не доставайся же ты никому" и все такое прочие. Убийца своей вины не отрицала, скорчилась на коврике перед Гарнагом маленькой жалкой кучкой ветоши. Не ждала и не надеялась на милость. Жрецы снова завели свою традиционную волынку, но на сей раз глазницы божества не озарились ни красным, ни голубым, ни иным, по выбору пользователя, оттенком пламени. Судейский скатал приговор трубочкой и беспомощно зыркнул на палача, при виде магевы часть морщин на лбу мужчины разгладилась, и он заспешил к нам:

— Сам Гарнаг привел вас в Храм, почтенная магева!

— Она говорит, девица и виновна и невиновна, — сходу наябедничал воин. — Но как это понимать, пока не объяснила.

— А чего тут понимать, — я, наконец, сообразила, что к чему, и небрежно повела плечами, — чашу с ядом она своему парню поднесла, это факт. Но травить его собиралась или что другое сотворить — вот с этим и надо разобраться.

— Обвиняемая Руслина во всем призналась, — указал на факт клерк.

— А можно я у нее сама спрошу? — предложила я.

— Воля твоя, магева, — мужчина был рад свалить разборки на кого-то другого, если уж Гарнаг подкачал, так пусть хоть колдунья поработает, а его дело готовые приговоры читать.

Я прошествовала к девице и торжественно спросила:

— Перед лицом божества справедливости ответь, зачем ты дала ему тот напиток?

— Приворожить хотела, — раскачиваясь вперед-назад, безразличным тоном, таким, какой куда больше криков, стонов и рыданий свидетельствовал о глубоком душевном потрясении, шепнула красавица. — Он к другой уходил, отпускать не хотела, а теперь мне одна дорога — за ним… Видно, так боги судили!

— Зелье сама готовила или кто дал? — деловито уточнил судейский, мигом ухватив суть. Видно, не только читать был обучен, но и кое-какие шарики с роликами в башке имел и пользовался регулярно.

— Марьица Ворона, — снова шепнула девица, переходя из безразличного состояния в мрачную печаль.

— Эта травница достойная, — нахмурился, покачав головой, всезнающий клерк, — репутацию хорошую имеет и жалоб на нее не числится.

— Так я и не говорила, что вместо Руслины кто-то другой хотел того парня на тот свет спровадить, — прикусила я губу и привычно почесала нос, чтобы лучше думалось. Как всегда помогло. — Как он умирал? Удушье, может, было, беспамятство, пятна по телу, отеки?

— Да… Ты знаешь этот яд, какого в питие не нашли наши травники? — насторожился клерк, жрецы и стражи слушали так внимательно, словно меня четвертой на коврик поставить хотели и в симпатичный мешок нарядить.

— Нет, я знаю эти симптомы, — усмехнулась я. — Ни Руслина, ни Марьица не желали смерти неверного ухажера. То, что случилось с ним, в тех краях, откуда я родом, называется анафилактический шок. Это крайняя степень реакции организма на вещества аллергены.

Вот уж не думала, ни гадала, где и когда мне знания, добытые на занятиях в школьном УПК, пригодятся! А я еще учить к опросу не хотела…

— А если без колдовских слов? — попросил палач по праву самого старого знакомого.

— Случалось вам съесть что-то диковинное или унюхать непривычное, чтобы вы чихать или чесаться начали, может сыпью покрылись, в горле свербело? — уточнила я. Увы, насколько помню, аллергия — болезнь современного мира, ослабившего иммунитет людей, в старину встречалась чрезвычайно редко, но, может быть, мне повезет?

— Как-то маму подруга угостила привозными ягодами, — с трудом припомнил клерк. — Я совсем маленький был, съел все пару штук, но красные пятна несколько недель не сходили, чесались…